Stolica niezłomna (ros)
liczba stron: | 336 |
obwoluta: | tak |
format: | 235x320 mm |
papier: | 170 g kreda |
oprawa: | twarda płócienna, tłoczenia, złocenia |
data wydania: | 24-07-2005 |
ISBN: | 83-88918-82-6 |
Piękno, tradycja, patriotyzm, historia, rozmach, wiara – tymi słowami można określić Warszawę, jaka wyłania się z albumu „Stolica niezłomna”. Tej niezłomnej Warszawy nie pokazują nam warszawiacy – to spojrzenie krakowiaków – fotografa Adama Bujaka oraz wydawcy i grafika Leszka Sosnowskiego. Może dlatego właśnie widzimy stolicę zupełnie inną.
Są tu obiekty niespotykane w innych albumach, jak np. niezwykłe XIX-wieczne wodociągi, główny kandydat na Listę Światowego Dziedzictwa UNESCO, są ujęcia często nie wiadomo skąd i jak zrobione, a ukazujące duszę Warszawy. I jej serce. Dla twórców albumu dusza i serce stolicy cechują się przede wszystkim niezłomnością – tak postrzegają to miasto z zewnątrz i widać, że są z niego dumni. Bo należy być dumnym, że z miasta zamienionego przez hitlerowców w gruzy, Polacy wznieśli miasto nowe, o którym można dziś powiedzieć: oto stolica europejska! W albumie widać dynamikę przemian, widać fascynację nie tylko historią i tradycją, ale także nowoczesnością.
Krakowianom sekunduje szlachetnym słowem i głęboką refleksją warszawiak z dziada pradziada, prof. Władysław Bartoszewski. Wiadomo, że Warszawa da się lubić, ale po przeżyciu tego albumu, w Warszawie można się zakochać.
ПРЕДИСЛОВИЕ 7
ХРОНИКА ГОРОДА 14
АРХИКАФЕДРАЛЬНЫЙ СОБОР 24
ФОРТИФИКАЦИИ 32
«СТАРУВКА» 44
ХРАМЫ 74
ЕВРЕЙСКОЕ КЛАДБИЩЕ 108
БЕЛЬВЕДЕР 110
УНИВЕРСИТЕТ 114
У ПРЕЗИДЕНТА 116
ПАМЯТНИКИ 120
ДВОРЦЫ 130
БОЛЬШОЙ ТЕАТР 132
УЯЗДОВСКИ ПАРК 134
ВИЛЯНОВ 138
КОРОЛЕВСКИЕ ЛАЗЕНКИ 148
КОРОЛЕВСКИЙ ЗАМОК 162
ВОДОПРОВОДЫ 176
САКСОНСКИЙ САД 184
СИМВОЛ ПОБЕДЫ 188
УНИВЕРСИТЕТ КАРДИНАЛА ВЫШИНЬСКОГО 190
КАФЕДРАЛЬНЫЙ СОБОР В ПРАГЕ 192
ПОВОНЗКОВСКОЕ КЛАДБИЩЕ 196
ЦИТАДЕЛЬ 208
ГОСПОДИ СПАСИ 216
НАЧАЛЬНИК 218
МИЛИТАРИИ СО ВРЕМЁН II МИРОВОЙ ВОЙНЫ 222
НАПОМИНАНИЕ О КАТЫНЬСКОЙ ТРАГЕДИИ 224
АЛЛЕЯ ШУХА 226
«ПАВЯК» 230
МУЧЕНИЧЕСТВО ЕВРЕЕВ 232
ВАРШАВСКОЕ ВОССТАНИЕ 236
ПАМЯТИ ЗАМУЧЕННЫХ 258
ПАМЯТИ ВООРУЖЕННОГО ВЫСТУПЛЕНИЯ 262
НЕИЗВЕСТНЫЙ СОЛДАТ 264
В СЛУЖЕНИИ БОГУ И ОТЧИЗНЕ 266
НЕБОСКРЁБЫ 270
УНИВЕРСИТЕТСКАЯ БИБЛИОТЕКА 280
МОСТЫ 286
СТЕКЛО И БЕТОН 290
НОЧЬ 292
ГЕОМЕТРИЯ СОВРЕМЕННОСТИ 298
СТАРЫЕ – НОВЫЕ УЛИЦЫ 302
ИГРА СВЕТА 304
ЗЕРКАЛО СТЕН 310
МОЩЬ ГРОМАД 312
СУМЕРКИ 316
ТВП 318
ЕЩЁ БОЛЕЕ СОВРЕМЕННО 320
ОЛИМПИЙСКИЙ ЦЕНТР 322
ЦЕНТРЫ СПОРТА, ТОРГОВЛИ И НАУКИ 324
ДЕЛОВЫЕ ЗДАНИЯ 326
ДУХОВНОЕ
Облик моей Варшавы
С конца XVI столетия Варшава, после Кракова, формально была столицей Польши. С тех пор судьба этого города над Вислой, географически (и коммуникационно) более близкого к Швеции, из которой был родом король Сигизмунд III Ваза, существовала на двух как бы параллельных, но обособленных плоскостях. Это была как роль столицы, то есть политическая, формальная, так и роль развивающегося города, поглощающего в течение столетий деревенское население и участвующего в общественно-хозяйственных процессах всей Европы. Этот второй аспект особенно касался городов, расположенных над большими реками и более-менее близко к центру на карте данной политической и административной территории. Именно эту роль начала играть Варшава уже в XVI, а особенно, в XVII и XVIII столетиях.
Первый «золотой век» Варшавы приходится на 1526-1655 годы, в период правления короля Сигизмунда Старого и, проводящего большую часть времени в граде над Вислой, Сигизмунда Августа. Следует помнить, что после смерти последнего Ягеллона именно в Варшаве, ещё не столице, прошли в 1573 г. первые свободные выборы, а в историю политической мысли в Европе вошел акт религиозной терпимости, известный как Варшавская Конфедерация, принятый в этом же году Сеймом.
Однако настоящего культурного великолепия Варшава достигла при короле Станиславе Августе Понятовском, и никто не отрицает его большого вклада в превращение Варшавы того времени в город с как бы параллельным значением по отношению к исторической и культурной роли Кракова, которую он вне конкуренции играл на протяжении столетий.
Так вот, «станиславовская» Варшава, с шестидесятых по девяностые годы XVIII столетия, сделала большой вклад в польскую культуру, став одним из центров воспитания – я имею в виду, прежде всего, образовательную деятельность отцов пияров и короля, Коллегиум «Нобилиум» и Рыцарскую школу, однако, прежде всего, Комиссию национального образования. Благодаря королевским «обедам по четвергам», с которыми связаны в нашей варшавской традиции корифеи нашей литературы – епископ Игнацы Красицки, Францишек Заблоцки и Станислав Трембецки – внесли за эти годы в литературную, культурную и артистическую жизнь столицы новый элемент, начиная исполнять роль, ранее никаким другим городом, кроме Кракова, не исполняемую. Варшава начала соответственно расширяться, и все самые известные исторические памятники, такие как дворец в Лазенках или маленький дворец князя Юзефа, находятся сегодня в каждом туристическом путеводителе, являясь важным информационным и культурным пунктом – в основном, хотя не исключительно, благодаря «станиславовской» эпохе, в которой город и развился основным образом и стал краше как в своей южной (Лазенки), так и в северной части.
Итак, история Варшавы как фактического духовно-культурного центра, связана с XVIII столетием, несмотря на то, что основание города – это конец XIII столетия. А ведь иную роль играло одно из княжеств, то есть мазовийское княжество, другой район, выгодно расположенный (с экономической точки зрения) над большой рекой. Одно дело – политическая роль, и совсем другое – культурная и духовная роль, просто важнейшая для национальной традиции, для привлечения к ней людей и формирования мнений. И эта культурная и духовная роль, которую на протяжении столетий играл город Краков, выпала в 1596 году, в результате решения шведа – польского короля, Варшаве. Это было как бы политически-топографическое решение, обозначенное пальцем на карте, но именно с этого что-то началось.
Наплыв деревенского населения в города по всей Европе, также как в Польше, был явлением, характерным, прежде всего, для рубежа XVIII - XIX столетий, а вполне обозначился – в период развития современной технической цивилизации, то есть в XIX веке. Именно в этот период Варшава – что задокументировано в хронике города – испытывает огромный прирост населения в течение немногих поколений. Могу привести пример из личной семейной традиции.
Дедушка моей матери был в 30-ые – 40-ые годы XIX века собственником магазина на Электоральной улице. Я даже нашёл данные об этой фирме в старых календарях. Но ведь не в этом магазине он родился, у него были какие-то предки и предшественники. Я не генеалог, и моя семья не была аристократической, поэтому я никогда этим не занимался, но несомненно, начало моей семейной связи с Варшавой относится, без малого, к первым десятилетиям XIX столетия. Отец моей матери был работником варшавско-венской железной дороги. В Варшаве родилась также моя мать, так же, как и её отец и дедушка. В свою очередь, мой отец – крестьянский сын из-под Варшавы, которому, как единственному в семье, дали образование - «женился» на этой столичной семье. На протяжении 47 лет - с 1919 года до ухода на пенсию в 1965 г. - он работал в одном и том же банке Варшавы, учась, специализируясь и продвигаясь по служебной лестнице; он никогда не хотел ничего другого, он был очень счастлив.
Поныне чувствую я связь с Варшавой Яна Килиньского, сапожника-полковника, который в период восстания Костюшко оказал достойное сопротивление армии Российской империи. А также с Варшавой Валериана Лукасиньского и его Патриотического общества, Петра Высоцкого и юнкеров армии Конгрессного королевства, которые завоевывали Бельведер в ноябре 1830 г. И с Варшавой генерала - инвалида Юзефа Совиньского, погибшего в сентябре 1830 г. на шанцах Воли. В воспитании поляков в независимой Польше после 1918 г. особым пунктом соотнесённости была традиция январского восстания, деятельности Временного национального правительства - до мученической смерти Ромуальда Траугутта и четырёх его сотоварищей на виселице на сводах Цитадели в августе 1864 г.
Я особенно чувствую связь с Варшавой, сформированной очередными поколениями XIX века, Варшавой, которая, одновременно, была духовной столицей Польши и, на протяжении нескольких поколений, провинциальным российским городом. Я связан с этой Варшавой, в которой после январского восстания национальный гнёт был настолько велик, что польский язык вытеснялся на чиновничьем, формальном и административном уровнях русским языком. Это была одна из репрессий за январское восстание. Эта Варшава была духовной столицей национальных пророков, хотя Мицкевич никогда здесь не проживал, а Норвид и Словацкий – очень мало. Но, несмотря на это, Варшава находит отражение в их поэзии. Потом её увековечили незабываемым образом Болеслав Прус, Виктор Гомулицки, Артур Оппман1, а потом Ян Лехонь, Казимеж Вежиньски, Станислав Балиньски, Антони Слонимски, Ежи Загурски и Тадеуш Гайцы.
Интересной соотнесённостью с XIX веком является для меня дом господ Склодовских по ул. Фрета, в котором родилась и воспиталась Мария, позже – дважды лауреат Нобелевской премии, единственная полька, которую похоронили в Пантеоне в Париже. Можно было бы поискать других славных варшавян в XVIII и XIX столетии, нашлось бы их, несомненно, много, так же как и многих славных жителей Кракова, Ченстоховы или Пётркова. При этом следует помнить, что общественность Варшавы была как бы сплетённой, культурно-интеллектуальной.
С 1795 года, после II раздела Польши Варшава стала, по положению, провинциальным городом Российской империи – за исключением краткого эпизода Варшавского княжества, благодаря Наполеону, и шестнадцатилетнего, оказавшегося важным для экономики, культуры и науки, периода Конгрессного королевства. И таким городом она оставалась до взрыва революции 1905 г. и, после его подавления, до 1915 года, до того момента, когда прусская армия изгнала царскую армию и привела к смене оккупации – многовековой российской на новую, уже кратковременную немецкую оккупацию. Но разница в том, что эта новая немецкая оккупация, в связи с тактикой, применяемой державами во время I мировой войны, пользовалась в 1916 году лозунгами автономии для Польши, освобождения от русского ярма. Однако поляки, хотя использовали эти лозунги для демонстрации своих чувств (напр., во время манифестации по случаю 3 Мая), не обольщались. Они видели, что это ещё не начало независимой и суверенной Польши.
Началом независимой Польши был приезд Юзефа Пилсудского в Варшаву, именно ноябрь 1918 года был началом новой исторической роли Варшавы – после 123 лет.
В моём субъективном понимании Варшавы, традиция борьбы за независимость сыграла огромную роль. Мы были воспитаны в варшавских школах. Мы, то есть, люди, такие как я, как умерший недавно Ян Новак-Езераньски, который сдал в Варшаве на аттестат зрелости, – целое поколение тех, кого считаем сегодня поколением участников борьбы за независимость, солдатов харцерских2 и других батальонов, вставших в сентябре 1939 года на защите Варшавы, тех, кто участвовал в Варшавском восстании в 1944 году, и тех, кто в Варшаве оказывал сопротивление полному захвату страны и лишению её суверенитета. Для меня Варшава – это та, которую вспоминал Константы Ильдефонс Галчиньски, говоря в стихотворении «Песнь о солдатах Вестерплятте»; Но когда холодный ветер подует,/ и печаль кружит над миром,/ в центр Варшавы мы поплывём, вниз,/ воины с Вестерплятте.
Для поэтов борющаяся Варшава, восставшая Варшава, страдающая Варшава, сопротивляющаяся Варшава была стимулирующим фактором для их воображения. Так в глазах поэта, который сам находился в немецком лагере для военнопленных, Константы Ильдефонса Галчиньского, Варшава получила в наследство от Вестерплятте, казалось бы, безнадёжное, но необходимое сопротивление. Таким образом, Варшава дальше играла роль защитника, которая для меня, как варшавянина, родившегося в феврале 1922 году, связана с этим городом навсегда. Варшава осталась в моём понимании тем, чем была для Стефана Стажиньского, исторического мэра города в период его обороны в 1939 году. В своём последнем выступлении по радио, прежде чем радио перестало действовать, он сказал: «Хотел, чтобы Варшава была красивой, верил, что будет великой. Я и мои сотрудники чертили планы, делали эскизы великой Варшавы будущего. И Варшава красива. Это случилось быстрее, чем мы ожидали. Не через лет 50, не через лет 100, а сегодня – вижу Варшаву, вижу великую Варшаву. Когда я сейчас обращаюсь к вам, я вижу её через окна в полном величии и славе, окруженную клубами дыма, покрасневшую от пламени огня, чудесную, неразрушимую, великую борющуюся Варшаву. И хотя на том месте, где должны были быть великолепные детские дома, развалины лежат, хотя на том месте, где должны были быть парки, сегодня находятся баррикады, густо трупами покрытые, хотя горят наши библиотеки, хотя горят больницы, не через лет 50, не через 100, а сегодня Варшава, защищающая честь Польши, находится у вершин своего величия и славы». Это было последнее свободное обращение мэра Варшавы к полякам, прозвучавшее 23 сентября – и Варшава на протяжении ещё нескольких дней защищалась.
Для моего поколения, того поколения, родившегося незадолго до обретения независимости или уже после 1918 года, для поколения Яна Новака-Езераньского, или моего ровесника из варшавского Маримонта Тадеуша Гайцы, или Кшиштофа Камиля Бачиньского, эта Варшава, которую потом так прекрасно назвал Стефан Стажиньски, была нашей Варшавой. Стажиньски вскоре погиб в немецком концлагере, как мэр города, варшавянин, замученный немецкими захватчиками из мести и ненависти. Точно не известно, где и когда он был арестован и депортирован уже в конце октября 1939 г. Он не разделял больше с жителями столицы судьбу Варшавы, но её разделяло следующее поколение. И у этого следующего поколения, как соотнесённость, была эта его Варшава, морально высокая, великая в сфере ценностей.
Не случайно во время своей первой апостольской поездки в Польшу 2 июня 1979 года Иоанн Павел II – Кароль Войтыла из Вадовиц, воспитанный в Кракове – сказал о столице, которая сопротивлялась захватчикам, о Варшаве сопротивления, борьбы за независимость в восстаниях. Эти слова громко прозвучали для людей моего города: и для свидетелей тех событий, которые тогда ещё жили (однако это было так давно, что многих из них сегодня уже нет), и для тех, которые родились в этом городе после войны, но идентифицировались с его традицией благодаря дому, костёлу, некоторым школам, харцерству, благодаря окружению, в котором они узнавали правду об исторической роли Варшавы.
Варшава была подвержена сознательному и планомерному уничтожению во время Варшавского восстания и сразу же после него. Это совершалось по личному приказу Гитлера, приказавшего полностью уничтожить столицу Польши. Это был акт ненависти, несопоставимый с судьбами всей Европы. Во время II мировой войны в оккупированной Европе не было другого такого города, приговорённого к смерти диктатором, имеющим в то время исключительную, абсолютную и неразделимую власть. Та Варшава, какой она была перед войной, перестала существовать. Не более чем 2-3 процента людей, проживающих сегодня в Варшаве, – это те, предки которых по прямой линии, родители и дедушки, были 1 сентября 1939 года постоянными жителями Варшавы. Нет традиции. Сегодня Варшава новая, другая. Традиции есть у Кракова, Пётркова, Ченстоховы, Калиша, Познаня. Эти города тоже были оккупированы, и люди их восстановили. Но у Варшавы есть, однако, другая реальность. Я варшавянин той Варшавы, но не варшавянин этой.
За защиту столицы во время осады города польское население заплатило жертвами депортации в Освенцим в 1940 году (первый большой эшелон в Освенцим из центральной Польши и из Варшавы был отправлен после составов из Тарнова и Висьнича). Позже жертвы Варшавского восстания – это несколько сотен десятков тысяч убитых, пятьдесят тысяч вывезенных в концлагеря, сотни тысяч отправленных на принудительные работы. В 1939 году в столице находилось также крупнейшая в Европе еврейская община – 380 тысяч людей, являющихся евреями в понимании гитлеровской расистской доктрины, то есть, либо иудейского вероисповедания, или имеющих родителей или дедов иудейского вероисповедания. В 1942-1943 годах погибло огромное большинство – жертвой уничтожения стало свыше 90 процентов варшавских евреев.
Итак, большинство населения Варшавы погибло. Не было второго такого города в Европе, статистическое большинство жителей которого не пережило II мировой войны. В столице Польши остались старики, немного детей, разбитые семьи. У одних не было уже сил возвращаться в этот город, другие, согласно закону, по истечении нескольких лет уже не имели такой возможности – те, кто в новой Польше пришли к власти с советской подачи, не позволяли бывшим варшавянам возвращаться в Варшаву. Народной Польше фактически не нужны были давние традиции Варшавы. Поэтому старые жители селились вокруг столицы, в предместье Варшавы, в других городах, или ещё дальше, на так называемых «воссоединённых землях» - попали в Вармию, Мазуры, Приморье, во Вроцлав или Зелёну Гору. Варшавяне рассеялись в диаспоре, как будто разделяя судьбы людей, разбросанных после II мировой войны, которые поселились от Архангельска до Великобритании, от Африки до Азии. Варшава стала очень выразительным кратким сигналом, символом, знаком этой общей судьбы.
Opinie o produkcie (0)